Вот как-то проняло. Виктор отличный человек (и супруга у него классная) и приличный хоккеист. Мне такие люди всегда по нраву. Светлый, добрый, ироничный, самокритичный,культурный. Всегда желал ему успехов в карьере. И вот сегодня открытое письмо.
Очень достойно. Почитайте.
Первые моменты в жизни, которые я помню – Финляндия, отец там тренировал, а дед как раз приехал в гости, мне года полтора-два. Дедушка подарил конечки, нас с сестрой взяли на тренировку, и после команды отца мы вместе вышли на лед. Дедушка и папа учили меня кататься. Мало что получалось, но я уже понимал: происходит что-то важное.
Лет с трех-четырех мы с мамой ходили на все папины матчи. Бывало, мама так на судей кричала, особенно в Финляндии. Может, думала, что русского тренера финны засуживают. Если проигрывали, она рвала билет, чтобы больше ничего о поражении не напоминало.
Честно говоря, не помню моментов, когда бы казалось, что хоккея вокруг меня слишком много. Осознавать происходящее я начал, когда папа уже тренировал в НХЛ: увидел по телевизору первый финал Кубка Стэнли – проникся, сразу загорелась мечта об этой лиге, об этом кубке. Но в детстве я не любил именно трудиться: когда на тренировке уже сложно, а не просто в удовольствие играешь.
Естественно, я постоянно варился рядом с командой папы. Рубился в раздевалке в первый PlayStation во время основной тренировки, а как только она заканчивалась, отец еще со мной на льду занимался.
Я проводил во дворце столько же времени, сколько папа – другой жизни вообще не знал. И мама с сестрой присоединялись, иногда мы два на два играли: дети против родителей. Сестра нашу команду тащила – мы всегда выигрывали. Только когда повзрослел, понял: папа поддавался.
Для меня сейчас главное счастье – когда дети что-то делают самостоятельно. Старший какую-нибудь задачку решит, младшая просто что-нибудь без помощи с полки достанет – я прям горжусь: да, смогли! Сначала хочется помочь, потом останавливаешь себя и видишь, как дети справляются – очень радует. Лева как раз в таком возрасте «ломаки»: игрушки постоянно ломаются, дырки в стенах от шайб появляются – аж хочется наорать и в угол поставить. Но я вспоминаю себя и поведение моих папы с мамой – гашу в себе злость, стараюсь спокойно объяснить ребенку, почему та или иная вещь важна, что было бы, если бы ее не было.
Сейчас я много думаю о своей игре, анализирую действия. Конечно, так было не всегда. Очень важен урок от деда. Я еще играл за ЦСКА-2, был молодой совсем, но не прогрессировал. А дедушка с папой постоянно ходили на матчи, при них очень хотелось себя показать. После каждой игры заходил к деду в кабинет, мы что-то обсуждали.
Однажды проиграли, виноват был я, причем ошибся не раз – ни с кем не хотел разговаривать, чуть ли не плакал. Задумался: может быть, хоккей – не мое вообще? Дед это заметил, конечно. Спас правильными вопросами: в чем именно твои минусы, в чем прямо сейчас можешь прибавить? Объяснил, что не надо придавать такого значения одной игре: хоть забил ты три, хоть привез. Видимо, у деда вышло убедительно, раз мозги более-менее встали на место.
Пришли к выводу: мне не хватает физики. Дед решил это исправить – так я в зале чуть не умер. Буквально неделя прошла с того неудачного матча и разговора, он позвал на арену за два часа до тренировки, сам оделся в спортивное – пришел гонять, как умеет. Начали вообще без веса – максимум гриф, прыжки. Одна станция, другая, третья – через 15 минут у меня ноги трясутся, голова кружится.
Помню, время тянул специально, чтобы к следующему подходу чуть отдохнуть, за водичкой на другой этаж ходил. Еще 15 минут – реально умираю, судороги по всему телу. «Дед, – говорю. – Все, больше не могу, давай заканчивать». «Как все? Это ж только разминка была! – он на меня пристально посмотрел, секунд пять паузы. – Все ясно с тобой, отдыхай».
После той тренировки очень боялся вместе с дедом в зал заходить. Зато понял, какая работа вообще нужна, чтобы в хоккей нормально играть. И хоть примерно почувствовал, что дед в своих командах делал. До того только слышал и в документальных фильмах смотрел, а тут совсем маленькую долю прочувствовал, всего лишь его разминочку сделал – и такое со мной. Так что низкий поклон тем хоккеистам, кто выдерживал полную программу.
И в Америке, и потом снова в Финляндии дети, которые со мной занимались, наверняка понимали что у меня за семья: разбирались же в хоккее, фамилию Тихонов на Олимпиадах сто процентов слышали, дедушка ведь пять раз подряд сборную туда возил, в том числе в 1994-м.
В ЦСКА я пришел в 15: трудно было не только потому, что все знали, чей я внук и сын, но и из-за языка. В США и Финляндии мы только дома с мамой и папой по-русски говорили, а больше практики не было – приехал с жестким акцентом. В родную вроде бы страну, но как иностранец.
Боялся разговаривать поначалу: чуть что не так скажешь – надо мной смеются. Хотя потом понял: лучше болтать – ребятам весело, они же и поправят, страх прошел.
Чуть освоился в России, в ЦСКА – и как раз по полной осознал, что для клуба значит дед. Естественно, постоянно вокруг слышал, что попал в команду только благодаря фамилии и родственникам – само собой, дико давило в подростковом возрасте. Лучшие условия – когда можешь играть и ни о чем лишнем не думать, а тут сначала язык, потом еще и этот стресс. Непростой период.
Прошло время, прежде чем я понял: моя семья – моя сила, дед – мой плюс, мое преимущество, а не минус. Это же я могу в любой момент к нему с вопросом обратиться, прийти и свою игру обсудить, а остальные не могут. Когда начал по-настоящему этим пользоваться, прибавил очень быстро.
Помню, после хорошего сезона за ЦСКА-2 меня Вячеслав Быков взял на сбор с главной командой, был вариант остаться в системе, ждать периодических вызовов в основу. Но мы с отцом и дедом решили: пора двигаться самому, без их опеки. Вне зоны комфорта и в обычной жизни быстрее растешь, в хоккее тем более.
Следующий сезончик в ХК «Дмитров», в Высшей лиге, очень полезный был: первый раз в жизни я вообще без семьи оказался, в общежитии простом. Как в новую школу перейти: никого в классе не знаешь, где какой урок проходит – тоже. У всех свои интересы – оказалось, соседи по комнате в компьютер играли постоянно – я тоже купил, мы по сетке в выходные рубились.
Когда только приехал в Россию, меня воспринимали тут как американца. А в Америке всегда считали русским: даже если не знали, кто мой папа и кто дедушка, фамилию-то видели. И только потом, когда стал постоянно играть за сборные, добился, чтобы и в России считали русским.
Но в те самые сложные моменты, когда думал, что хоккей – не мое, перестал ставить самые высокие цели. Прикидывал: сезон бы доиграть, в Высшей лиге бы заметили когда-нибудь – уже хорошо. Какая НХЛ, какой Кубок Стэнли? Такого со мной вообще не может быть. Это потом удачный сезон в ЦСКА-2, Вышка, «Северсталь» – уверенность вернулась.
На драфте в мой год меня вообще не выбрали, хотя я входил, кажется, в топ-40 европейцев, шансы были. Мы с отцом следили дома: постоянно f5-f5-f5. Четвертый раунд, пятый, шестой – все мимо. Остается два последних выбора, один из клубов – «Сан-Хосе», где папа работал, где мы жили. Как же хотелось свою фамилию тогда увидеть, пусть и предпоследним! Еще и пауза там была такая долгая, кучу раз страницу обновил – но взяли какого-то американца.
Это потом уже суперсерия, молодежный чемпионат мира – в 2008-м пригласили на саму церемонию, посоветовали костюмчик купить, все шло к выбору в первом раунде. Сказка: билет в НХЛ я получил из рук Уэйна Гретцки, который тогда тренировал «Финикс».
Но ни одна из трех попыток в НХЛ мне не удалась: не закрепился, не воспользовался. Некого винить, кроме себя. Не смог, не выполнил цель, не выдержал уровень. Хотя после чемпионства в СКА осознанно выбирал команду: пускай буду не на лидирующих ролях, в нижних звеньях – но с шансами на Кубок Стэнли, так остановился на «Чикаго».
Поехали туда вместе с Панариным: у Артемия гораздо больше вариантов было, но он выбрал именно «Чикаго» – мы в конце сезона уже мечтали, что оба поедем в одну команду. Говорят, это я помог Артемию адаптироваться, но он бы и без меня отлично справился – я, может, даже слишком комфортной его жизнь первое время делал, от интервью на английском освобождал, переводчиком подрабатывал. Когда вспоминаю тот год, всегда улыбаюсь – весело было.
В СКА Панарин приехал еще на расслабончике, на моих глазах перестроился, включился по полной – умножаем на талант, получается суперзвезда. Зависти, что ему все удалось в «Чикаго», а мне нет, никогда не чувствовал. Наоборот, только рад, что видел его прогресс и хоть как-то смог поучаствовать. Нас на разные роли брали, разные задачи ставили – он свои выполнил прекрасно, а я не смог – вот и все.
В августе 2013-го погиб папа. А сезон-2013/14 у меня, пожалуй, один из двух самых удачных в карьере: попал на домашнюю Олимпиаду, мы выиграли чемпионат мира, я там лучший бомбардир и лучший нападающий. Но я не очень хорошо все это помню.
Хоккей как раз и позволил пережить потерю. Когда есть, на что отвлечься, на чем сфокусироваться вместо трагедии – помогает. Лучше так, чем постоянно думать об одном и том же – депрессия начинается. Не представляю даже, каково было бабушке с дедушкой. Пережить своего ребенка – максимально страшно.
Маме тоже. У меня хотя бы хоккей оставался, раздевалка – там ребят много, все ходят-смеются, это помогает фокус перенаправлять. А у мамы – только пустота.
Чемпионат мира случился почти через год, и я отчетливо понял: удалось сделать то, ради чего папа с двух лет меня на каток и водил. Но, конечно, очень хотелось бы, чтобы он это увидел.
«Чикаго», кстати, куда я через год перешел, тоже с папой для меня связан. Он всегда говорил, что «Блэкхоукс» – его любимая эмблема среди всех клубов. В моем детстве он постоянно шутил, что меня задрафтует «Чикаго», что я буду играть с таким индейцем на груди.
Когда не стало папы, с дедом мы сблизились максимально. Он стал гораздо чаще приезжать в Петербург, постоянно был на трибуне в Ледовом. В минской раздевалке с золотом чемпионата мира поздравлял – мы между собой победу отцу посвятили, конечно.
Но через год с небольшим ушел и он.
Эту пустоту было уже не заполнить.
Не на кого опереться.
Кажется, еще полтора года назад после каждой игры я звонил сначала отцу, потом деду. А теперь что – только с самим собой о хоккее разговаривать?
Бабушка, мама, жена – они, конечно, тоже хоккей смотрят, хорошо в игре разбираются. Но они ведь не могли мне ничего в тонкостях посоветовать, а я к этому так привык.
Ребята в СКА помогали: кто-то на ужин позовет, кто-то просто заговорит, постарается отвлечь. У супруги с ребенком вообще есть суперсила, они в какой угодно ситуации умеют захватить все мое внимание, переключить с любых других мыслей – и если это хоккея касается, и когда просто в жизни тяжело.
Я очень ждал каждой игры, каждой тренировки – там мог хотя бы на пару часов гарантированно переключиться. И опять в таких обстоятельствах удачный сезон – мы выиграли первый для СКА Кубка Гагарина. Я в той команде не был человеком, который забивает главные голы в овертаймах, но рад, что помогал, чем мог.
Честно говоря, до этого разговора никогда не задумывался, что игровых достижений у меня больше, чем у папы или деда. Но если сравнивать: мне ведь так повезло с отцом и дедушкой, оба меня направляли, подсказывали. Когда рос папа, дедушка не мог уделять ему столько внимания, потому что был очень занят в ЦСКА и сборной.
Я тренером работать не хочу. Видел все это вблизи – нет, спасибо. Может, что-то и получилось бы, но столько времени в это вложить придется, постоянно от семьи себя отрывать – сейчас точно не собираюсь. Максимум – с детьми поработать или индивидуальные тренировки по технике вести.
А тренировать взрослые команды – это к сестре. У Татьяны, кстати, уже хорошо получается. Стиль – дедовский, дисциплина очень жесткая. Но в меру. Не то что удовольствие от этого получает, разумно использует.
С мужчинами уже работает, проводит свои лагеря, тренировала в Польше, скоро получит в Финляндии диплом. И, кстати, теперь как раз она – мой семейный тренерский взгляд: когда ей удается посмотреть мои матчи, мы созваниваемся, она подсказывает. Ее цель – стать первой женщиной-тренером, которая возьмет олимпийское золото с мужской командой. Уверен, что драйва, силы воли и настроя Тане хватит.
Сыграть однажды в ее команде – моя мечта. Я уже работал с ней в детском тренировочном лагере, сестра назвала его в честь отца и деда: она придумала всю программу, я просто с детишками играл.
Вообще я мечтал оказаться в команде, которую тренировал бы папа или дедушка: с дедом не успел – он отошел от тренерской работы, когда я профессионалом стал, отец ради меня как раз свою карьеру на паузу поставил – тоже не получилось. Теперь было бы круто с сестрой что-то такое замутить под конец карьеры. Правда, Татьяна к тому моменту наверняка уже будет на таком уровне, где я не потяну.
Задумался сейчас: если бы я вдруг начал тренировать, заговорили бы – и этот Тихонов тренером стал, теперь-то точно можно с отцом и дедом сравнить. До этой мысли оставлял хотя бы процентов пять, а вот пока рассказывал, окончательно желание отбило.
Достойно!
Приятного времени суток.